Пустил как-то мужик петуха в подвал, а петух там нашел горошинку и стал кур скликать. Мужик услыхал про находку, вынул петуха, а горошинку полил водою.
Вот она и начала расти, росла — выросла до полу. Мужик пол прорубил, горошинка опять начала расти, росла, росла — доросла до потолка.
Мужик потолок прорубил, горошинка опять росла, росла — доросла до крыши.
Мужик и крышу разобрал, стала горошинка еще выше расти, росла, росла — доросла до небушка. Вот мужик и говорит жене:
— Жена, а жена! Полезу я на небушко, посмотрю, что там деется? Кажись, там и сахару и меду — всего вдоволь!
— Полезай, коли хочешь.
— Что там за сдача, братец! Возьми себе.
На другой день опять отпросился матрос, зашел в тот же трактир и прогулял еще золотой, на третий день тоже, и стал он ходить туда, почитай, каждый день и все платит золотыми, а сдачи не берет, дарит половому. Стал замечать за ним сам трактирщик, и пришло ему в сумнение:
— Что бы это значило? Матросишка — так себе, а поди как сорит деньгами! Полную шкатулку золота натаскал! Жалованье мне их известно, небось — не раскутишься! Верно, он где ни на есть казну обобрал, надо начальству про то донести, не ровен час — еще в такую беду попадешь, что после и не разделаешься, а пожалуй, и в Сибирь угодишь.
Вот и доложил трактирщик офицеру, а тот довел до самого генерала. Генерал потребовал к себе матроса.
— Признавайся, — говорит, — по совести, отколь золото брал?
— Да этого золота во всякой помойной яме много!
— Что ты врешь!
— Никак нет, ваше превосходительство! Не я вру, а трактирщик: пусть покажет он то золото, что от меня получил.
Сейчас принесли шкатулку, открыли, а она полнехонька костяшек.
— Как же, братец: ты платил золотом, а очутились костяшки? Покажи, как ты сделал это?
— Ах, ваше превосходительство! Ведь нам смерть приходит...
Глядят, а в окна и в двери так вода и хлынула — все выше да выше, уж под горло подступает.
— Господи! Что же теперь делать? Куда деваться? — спрашивает с испугу генерал.
А матрос в ответ:
— Коли не хотите тонуть, ваше превосходительство, так полезайте за мною в трубу.
Вот и полезли, взобрались на крышу, стоят и смотрят во все стороны: целый город затопило! Такое наводнение, что в низких местах совсем домов не видать, а вода прибывает да прибывает.
— Ну, братец, — говорит генерал, — верно, и нам с тобой не уцелеть!
— Не знаю, что будет — то будет!
«Смерть моя приходит!» — думает генерал, стоит сам не свой...
Вдруг откуда ни взялся — плывет мимо ялик, зацепился за крышу и остановился на том месте.
— Ваше превосходительство, — говорит матрос, — садитесь скорее в ялик, да поплывем, может, и уцелеем, авось вода сбудет.
Сели оба в ялик, и понесло их ветром по воде, день плывут, и другой плывут, а на третий стала вода сбывать, и так скоро — куда только она делась? Кругом сухо стало.
Вышли они из ялика, спросили у добрых людей, как слывет та сторона и далеко ль занесло их? А занесло-то их за тридевять земель, в тридесятое царство: народ все чужой, незнаемый. Как тут быть, как попасть в свою землю? Денег при себе ни гроша не имеют, подняться не на что. Матрос говорит:
— Надо наняться в работники да зашибить деньжонок, без того и думать нечего — домой не воротишься.
— Хорошо тебе, братец! Ты давно к работе привычен, а мне каково? Сам знаешь, что я генерал, работать не умею.
— Ничего, я такую работу найду, что и уменья не надо.
Побрели в деревню и стали в пастухи наниматься, общество согласилось и порядило их на целое лето: матрос пошел за старшего пастуха, а генерал за подпаска. Так-таки до самой осени и пасли они деревенскую скотину, после того собрали с мужиков деньги и стали делиться.
Матрос разделил деньги поровну: сколько себе, столько и генералу. Вот генерал видит, что матрос равняет его с собою, стал на это обижаться и говорит:
— Что ж ты меня с собою равняешь? Ведь я — генерал, а ты — все-таки простой матрос!
— Как бы не так! Мне бы разделить на трое: две части себе взять, а с вас и одной довольно: ведь я настоящим пастухом был, а вы — подпаском.
Генерал осерчал и принялся всячески ругать матроса, а матрос крепился, крепился, размахнул рукой, как толкнет его в бок:
— Очнитесь, ваше превосходительство! Генерал очнулся, смотрит — все по-старому: как был в своей комнате, так и не выходил из ней! Не захотел он больше судить матроса, отпустил его от себя, так трактирщик ни при чем и остался.
